Юлия Ковалив, зам Абромавичуса, называет зарплаты новых топов госкорпораций и объясняет, откуда берутся эти миллионы
40-летний министр экономического развития Айварас Абромавичус собрал под своим крылом одну из самых молодых команд в Кабмине. Его первому заместителю Юлии Ковалив недавно исполнилось 31, столько же – другому заместителю Максиму Нефьодову,
Ковалив пришла в министерство, проработав почти год в Нацкомиссии госрегулирования энергетики и коммунальных услуг. При ней этот орган начал приводить тарифы для населения к рыночным цифрам.
После того, как Абромавичус заявил, что уходит в отставку, Ковалив, как и остальные члены его команды, написала заявление об увольнении. На прошлой неделе Владимир Гройсман, который может занять пост премьера, назвал Ковалив в числе тех, кому он готов предложить министерский портфель в своем правительстве. Учитывая ее опыт работы в Нацкомиссии, речь может идти о министерстве энергетики.
К числу задач, которыми пришлось заниматься в министерстве Ковалив, относится одна из самых чувствительных реформ – реформа госкомпаний, которых в стране неоправданно много (почти 3 тысячи) и которые десятилетиями служили источником обогащения для приближенных к власти. На днях министерство отчиталось о том, что в 2015 году 100 крупнейших государственных корпораций впервые принесли не убытки, а прибыль. О том, куда исчезли "черные дыры", во сколько десятков раз зарплата заместителя министра меньше зарплаты нового руководителя Укразализныци и чем занимается в ожидании отставки Абромавичус, Юлия Ковалив рассказала в интервью НВ.
— В 2014 году 16 крупнейших из топ-100 госкомпаний понесли убытки в размере 7,4 млрд грн. В 2015-м эти же компании принесли прибыль – 2,6 млрд грн. Откуда деньги, если реформа как таковая затронула пока лишь некоторые компании?
— Да, финансовые результаты улучшились. 2,6 млрд – это на 10 млрд грн больше, чем в 2014-м. У нас все еще был убыточен Нафтогаз, но уже в 2016-м за счет повышения тарифов, которое должно произойти скоро согласно программе МВФ, мы сбалансируем и Нафтогаз, и больше бюджет дотировать эту компанию не будет.
Этому есть несколько причин. Во-первых, мы начали пристально следить за деятельностью госкомпаний. Если посмотреть на государство, в нем есть три ключевых источника коррупции – это госзакупки за бюджетные деньги, госкомпании и все, что касается админуслуг. Когда мы переведем с 1 апреля практически все госзакупки на систему ProZorro, то большой пласт коррупции просто исчезнет, потому что все будет публично и прозрачно. Второе – это дерегуляция. Чем реже человек сталкивается с чиновниками, которые выдают справки и разрешения, тем меньше риск коррупции: человек меньше сталкивается с чиновниками. И третий источник коррупции, самый большой, – это госкомпании. Это миллиардные обороты, огромное политическое влияние депутатов и чиновников, которые расставляли там свой менеджмент. Эти компании работали в первую очередь в интересах таких людей.
— Что поменялось?
— Мы кардинально пересмотрели подход к руководству компаний. Если раньше они назначались волей министров, то теперь в 50 самых больших компаний руководители будут назначаться по прозрачному конкурсу. В шесть компаний руководители уже назначены, в двух – в процессе согласования.
Почему я верю в конкурсы? Они исключают любое политическое влияние на назначения. В состав конкурсных комиссий входит пять министров и пять независимых членов – это представители IFC [Международная финансовая корпорация], Европейского банка реконструкции и развития, Мирового банка, бизнес омбудсмен. Это люди, для которых репутация важнее, нежели сиюминутное решение. С такими речь не идет о политическом влиянии.
Поскольку все начали понимать, что конкурсы реально прозрачные, у нас появилось много судебных исков – много желающих оспорить результаты конкурса. Мы видели это на примере аэропорта Борисполь, Укрпочты, Электротяжмаша, на прошлой неделе – Центрэнерго, где старые руководители пытаются восстановиться в должности и приостановить конкурс. Это значит, что мы кому-то мешаем, и, значит, делаем правильные вещи.
— Эти новые руководители госкомпаний будут получать рыночные зарплаты. Какой порядок цифр?
— Чтобы нанять хороших людей, мы должны платить им нормальные зарплаты, иначе все конкурсы – это фикция. Провести конкурс и нанять хорошего менеджера на зарплату в несколько тысяч гривен в компанию с миллиардными оборотами – вряд ли так много волонтеров найдется.
— Сколько получают уже назначенные по конкурсу руководители?
— Можем посмотреть на зарплату руководителя Укргаздобычи — это около 400 тыс. грн в месяц. Приблизительно такой же порядок цифр в Укрзализныце. Это фиксированная месячная зарплата. Вторая часть – бонусы, которые будут зависеть от конкретных KPI [ключевых показателей эффективности] – прибыльности, выручки, реализации новых проектов, увеличения доли рынка сбыта и так далее.
— То есть руководитель госкомпании будет получать порядка 400 тыс. грн в месяц плюс годовой бонус?
— Да. У новых руководителей будет такой порядок цифр.
Да, у кого-то это вызывает осуждение, но будем откровенны: если при новом руководителе компания на одних только тендерах экономит 50 млн грн за полгода работы – то его высокая зарплата окупается. А если руководитель компании зарабатывает несколько тысяч гривен, «честно» управляя миллиардными оборотами – то у него очень большой соблазн заработать на схемах.
— В каких компаниях уже назначены люди по конкурсу?
— Это Укргаздобыча, Укрнафта, Укргазбанк, Укртранснафта, Ильичевский порт и аэропорт Львов — там уже проведены конкурсы, люди назначены. Еще два конкурса проведено и кандидатуры ждут согласования Кабмина — это аэропорт Борисполь и Государственная продовольственно-зерновая компания. Сейчас проходит еще шесть конкурсов – это Укрзализныця, Укрпошта, Укрэнерго, Центрэнерго, Укринтерэнерго, Электротяжмаш и Укрспирт. В большинство из них прием документов на прошлой неделе закончился. Сейчас комиссия отбирает кандидатов на собеседования. До пяти из лучших подадут на номинационный комитет, и один будет рекомендован к назначению.
— Правда ли, что конкурс – около 40 человек на место?
— Конкурс очень большой. Есть компании, где подаются 100-200 и более человек.
— Что это за люди?
— Очень разные. Достаточно таких, которые переоценивают свои возможности управлять компанией с 10-20 тысяч сотрудников. Есть и очень сильные кандидаты.
— То есть – есть, из кого выбирать?
— Есть.
Еще один важный момент. Чтобы мы владели всеми цифрами, каждая из топ-50 компаний должна пройти аудит. Мы установили достаточно жесткие критерии к аудиторам. Это шесть компаний — четыре из «большой четверки» и еще две, которые подходят под критерии. Надеемся до лета получить финотчетность и ее подтверждение аудиторами. Так мы выводим госкомпании на совсем другой уровень восприятия внешним миром.
— В тех компаниях, которые уже прошли аудит, вы обнаружили какие-то злоупотребления?
— Несколько компаний проводят международный аудит уже не первый год – те, которые получают внешние кредиты, например, от ЕБРР. Такой аудит, например, проходит Нафтогаз, Укргидроэнерго. Укрзализныця в результате реформы в прошлом году прошла детальную оценку. Она показала большую разницу между той стоимостью активов, которая была, и переоцененной. Оказалось, что активы стоят дороже.
— В Укрзализныце проходит процесс корпоратизации? Приватизировать ее будут?
— Она в процессе корпоратизации, речь о ее приватизации сейчас не идет.
— Уже есть конкретные примеры эффективности новых топ-менеджеров?
— Можем посмотреть на Укргаздобычу – она сейчас у всех на слуху. Компания уже добровольно перешла на закупки ProZorro, они уже абсолютно по-другому подходят к инвестициям, наняли одну из самых больших международных компаний, которая делает оценку запасов – а это очень сильно влияет и на стоимость компании, и на понимание того, куда она должна инвестировать. Новые руководители формируют новые команды, которые приходят из бизнеса и больших консалтинговых компаний и рассматривают компанию не как дойную корову, а работают на ее капитализацию.
Один из достаточно проблемных активов – Укрнафта. Там новый менеджер. Компания сейчас в достаточно сложном финансовом состоянии – это едва ли не единственная компания, которая вместо прибыли показала почти 5 млрд грн убытков в 2015-м. Тому есть несколько причин. Одна из них – падение цен на нефть.
— А вторая – намеренный вывод денег из компании и попытки вогнать ее в долги, как утверждают депутаты?
— Мы сейчас направили запрос компании, хотим увидеть реальное состояние дел, проверить, насколько правдива информация о том, что в Укрнафте есть большая дебиторская задолженность, которую озвучивают народные депутаты. Плюс есть 9,2 млрд грн налоговой задолженности.
Из позитивов – компания в прошлом году впервые за пять лет заплатила дивиденды государству. Это большие суммы, порядка 1,8 млрд грн. Это дивиденды, которые не платились с 2010 года, и мы их получили в бюджет. Это говорит о том, что менеджмент начинает работать. Да, он попал в очень сложные условия. Да, нам нужно будет вместе с Нафтогазом и Укрнафтой искать пути выхода из ситуации. Налоговая задолженность влечет за собой постоянные пени и штрафы, и этот снежный ком может просто затянуть компанию.
С другой стороны, министерство хочет четко понимать, что в компании нет каких-то операций в пользу одного из акционеров. Надеюсь, в ближайшее время у нас будет эта информация.
— Я правильно понимаю, что рыночные зарплаты будут получать не только топы, но люди, которых они набирают в свои команды?
— Да. Руководитель не может изменить компанию без команды, как и в правительстве, как и в министерстве – один в поле не воин.
— У госкомпаний есть деньги на такой большой зарплатный фонд или их будут выделять из госбюджета дополнительно?
— Конечно, есть. Источником повышения зарплат руководителей в первую очередь является оптимизация внутри компании и борьба с коррупцией. Они с лихвой покрывают все увеличения заработной платы, и мы это уже видим. Укргаздобыча, например, уже давно заработала на зарплату [председателя правления] Олега Прохоренко (через те же электронные закупки).
— Вы сталкиваетесь с попытками саботажа аудита?
— В основном, со стороны всех старых кадров. Есть три песни. Первая – «это очень дорого». Да, это не дешево, но прозрачность окупает цену аудита - неадекватное отображение операций в бухгалтерии попадает в аудиторский отчет. В следующий раз руководство компании несколько раз подумает, прежде чем сомнительные операции, и в итоге сэкономит не один миллион.
— Какие схемы чаще всего работают в госкомпаниях? На чем зарабатывают?
— Проводят закупки у посредников, а не напрямую у производителя, и эти посредники получают дополнительную маржу. Второе распространенное явление – экспортируют продукцию через украинских посредников либо более изощренно через международных, у которых оседает маржа. Пример, который на прошлой неделе на Кабмине приводили – Объединенная горно-химическая компания, которая по контракту с одним торговым домом продавала продукцию по заниженным ценам, а одновременно другим компаниям – по более высоким. Министерство провело проверку: сумма недополученных денег – больше $12 млн. По курсу 25 грн это 300 млн грн прибыли, которые могла бы получить компания.
Если вернуться к причинам увольнения руководителя Электротяжмаша – там была продажа оборудования в Казахстан через посредника, который получил более $1 млн за посреднические услуги. Это немаленькие деньги, особенно с учетом того, что в 2015 году Электротяжмаш был убыточным. Это одна из самых распространенных схем в госкомпаниях.
— Как вы намерены с этим бороться?
— Во-первых, нам нужно кардинально поменять подход к проверкам госкомпаний. Второе – закупки. Мы предложили решение, которое премьер поддержал: все большие компании переходят на тендерные закупки через ProZorro, а не через свои площадки. Ведь они придумали себе свои тендерные процедуры и электронные площадки, о которых знают только они и их избранные поставщики. Когда все перейдут в ProZorro, мы получим такие кейсы, как в Минобороны, когда торговая сеть Metro впервые выиграла тендер и поставляет продукты для западной военно-морской базы в Одессе.
— Эти схемы – главная причина убыточности большинства госкомпаний?
— Часть из них была убыточная в первую очередь из-за такого рода схем. Вторая часть – из-за политического влияния и популизма. Например, мы долгое время считали, что все энергоносители – это социальные блага, которые нам положены от государства и в принципе бесплатные. Но это был обман. Пример Нафтогаза тому очень хорошее подтверждение. Пока мы продавали газ ниже себестоимости и думали, что он у нас бесплатный – мы, во-первых, потребляли очень много газа, а во-вторых, Нафтогаз, например, в 2014 году получил более 100 млрд грн из бюджета. И эти 100 млрд грн заплатили все те же потребители – их налоги могли были быть использованы на что-то другое. Теперь правительство начало поэтапную либерализацию цен. Это касается и энергетики, и ж/д тарифов. Это даст госкомпаниям больше дохода и ресурса для инвестирования и модернизации.
— Глобальная цель – сделать их прибыльными?
— У нас есть несколько типов компаний. Часть из них – их немного – стратегические. Это Энергоатом, Укртрансгаз, Укрзализныця. Они не подлежат приватизации, но должны быть прибыльными, должны быть привлекательным местом для инвестиций, вкладывать деньги в свое развитие. Вторая часть компаний должна быть продана – те, которые не имеют стратегической ценности. На сегодня у нас порядка 3,5 тыс. госкомпаний, из них 1,7 тыс. действующих. Сказать, что мы можем эффективно управлять 1.700 компаний – это соврать. Не продав большую часть таких компаний, мы никогда не сможем сфокусироваться и заниматься развитием того небольшого количества – 50-60 компаний – которые должны остаться в госсобственности как стратегические объекты.
— Как вы готовите компании к приватизации?
— Одесский припортовый завод станет в этом году первым кейсом прозрачной приватизации за последние несколько лет. Эта компания уже стала притчей во языцех. Ее уже пробовали продавать, и конкурс был отменен. Сейчас мы активно готовим ее к приватизации. Первое – благодаря нашим усилиям, эта компания по сравнению с 2014 годом стала прибыльной, за 2015 год она показала чистую прибыль порядка 200 млн грн. Второе – мы проводим аудит, чтобы продемонстрировать потенциальному инвестору объективную картину по активам и обязательствам компании,
— За счет чего компания стала прибыльной?
— В том числе за счет операционной эффективности.
— Там же не менялось еще руководство.
— Не менялось. Но и Фонд госимущества, в который она уже передана для приватизации, уделял ей много внимания. Плюс швейцарский банк UBS консультировал нас касательно приватизации ОПЗ. Они делают тизер по компании и уже общаются с потенциальными покупателями. Фонд уже формулирует условия конкурса. Надеюсь, до конца лета он пройдет.
— Какие еще компании вы планируете приватизировать в этом году?
— В этом году из больших активов планируется продажа ОПЗ, Центрэнерго и ряда облэнерго, где у государства есть мажоритарная доля – это Харьков, Запорожье, Черкассы, Николаев и Тернополь. Это важные активы, которые могут быть потенциально интересны инвесторам.
— Вы проводили предварительную их оценку? Какую сумму государство может выручить?
— Цифра будет зависеть от нескольких вещей. Глобально – от инвестиционного климата в стране, от того, останемся ли мы и дальше в программе МВФ – это положительно скажется на цене. Второе – это тенденции, которые будут наблюдаться на мировом рынке, цены на сырье – например для ОПЗ это цены на карбамид и стоимость газа. Если стоимость удобрений будет расти, то и цена будет немного расти.
Очень много будет зависеть от условий приватизационного конкурса. Чем проще и понятнее они будут, тем меньше рисков будет видеть инвестор, и это тоже будет влиять на цену.
Для успешной приватизации всех энергетических компаний важен независимый регулятор на рынке, который очень сильно влияет на их финрезультаты. Поэтому принятие закона о регуляторе – одно из наших условий для получения макрофинансовой помощи. Независимый регулятор обеспечит гарантии инвестору в получении доходности и прозрачных правилах рынка. Закон о регуляторе обязательно нужно принять до начала приватизации энергокомпаний.
— Есть ли у министерства видение относительно того, каких покупателей вы хотели бы видеть на эти активы? Иностранных или украинских?
— Конечно, мы хотели бы видеть иностранного инвестора. Во-первых, на любом рынке нужна конкуренция, особенно в энергетике. Те немногие иностранные инвесторы, которые были в украинской энергетике, уже ушли из Украины.
Иностранный инвестор важен не только для конкуренции. Он важен прозрачными правилами и стандартами, он может стать локомотивом, который потянет за собой реформирование всей отрасли. Плюс он приходит со своим знанием того, как работают европейские международные рынки. С их появлением мы не будем создавать свой украинский велосипед, который, как правило, не едет – у него либо руль не туда поворачивается…
— Либо педали не в ту сторону крутятся.
— Да. Большие международные компании приводят с собой корпоративную культуру – то, что мы стараемся внедрить в госкомпаниях, корпоративное управление, корпоративную ответственность. Они могли бы стать примером и ориентиром для остальных участников рынка. Поэтому мы бы хотели видеть в первую очередь иностранных покупателей.
— Планируется ли реприватизация каких-то активов, которые был проданы, предположительно, непрозрачно?
— Нам нужно быть очень аккуратными с любыми лозунгами о реприватизации. Какой ключевой сигнал сейчас идет от Украины? Нестабильность. Для всех потенциальных инвесторов, которые рассматривают Украину как направление для инвестиций, самый большой риск – нестабильность в стране. Они боятся того, что у нас законодательство меняется каждый год. Как часто у нас меняется правительство – это вообще отдельная история.
Второе – во всем западном мире неприкосновенность частной собственности – это как Отче Наш. Если мы будем затевать каждый год разговоры о реприватизации, то для любого инвестора это будет сигналом о том, что завтра конкурс, в котором он участвовал, тоже может быть отменен.
— В списке компаний, подлежащих приватизации, – какие самые проблемные?
— У каждой свои скелеты в шкафу. Но одна из самых сложных – это Нафтогаз (правда, речи о его приватизации сейчас не идет). Это большая компания, которая занимается разными видами деятельности. Нафтогаз оставался большой черной дырой в бюджете более пяти лет. Вызовы в реформировании не только компании, а всего рынка. Мы должны внедрить третий энергетический пакет, который предусматривает разделение Нафтогаза на разные компании. По сути нужно делить трубу в отдельные предприятия, где с нуля строить корпоративное управление.
Это очень животрепещущий вопрос, потому что газовая труба для Украины – это «достояние нации». Но чем больше мы будем с ней носиться, тем меньшую ценность она будет представлять. Мы должны понять, что глобально поставки газа в Европу – это бизнес, и он должен быть конкурентным, мы должны быть надежным партнером. Нам нужно разделить транспортировку и остальные виды деятельности, и принять такое решение нам нужно до июля.
— Вы хотите заставить Нафтогаз нести золотые яйца?
— Нафтогаз в любом случае должен быть прибыльным. Это компания, которая добывает, импортирует и продает газ, а не компания, которая его бесплатно всем раздает и которой можно не платить. Мы уже оптимизировали ситуацию. В этом году в государственном бюджете не заложены никакие дотации для Нафтогаза. Для сравнения в в прошлом году на это было потрачено 30 млрд грн.
— Мы говорили с вами о зарплатах топ-менеджеров. Но вы же и сами в министерстве работаете за не очень высокую зарплату. Сколько вы получаете?
— Когда мы шли сюда, то надеялись, что зарплаты изменятся. Был проект создания фонда для поддержки работы молодых людей, которые пришли заниматься реформами. Мы все ожидали рыночных зарплат – с таким условием много моих коллег пришли сюда. Но прошло полтора года, а воз и ныне там. В принципе мы работаем почти волонтерами.
— Какая зарплата у заместителя министра?
— Порядка 8 тыс. грн.
— А какой должна быть по-вашему?
— Достаточной. На работе я провожу часов 18 в день. Я считаю, это должно быть не менее $5 тыc. Иначе чем дальше, тем сложнее будет пригласить на госслужбу высокорезультативных сотрудников. Патриотический дух, который был после революции, потихоньку уходит. Мы это видим по министерству. Многие уже ушли, потому что каждый из нас должен каждый день завтракать, обедать, ужинать, отправлять детей в школу, покупать им книги, форму. Если этот вопрос не решиться в течение следующих шести месяцев, мне кажется, многие просто уйдут. Запасы прочности и сбережения иссякают.
— Вы и ваши коллеги в министерстве успели положить начало изменениям, которые будут необратимы, если это случится? Не будет отката назад?
— Я считаю, нет. Мы сделали много. Конечно, при желании любое положительное изменение можно отыграть назад, но есть вещи, которые, благодаря поддержке медиа и общественности, будет сложно разрушить, Наша страна сейчас идет по пути формирования настоящего демократического общества, в котором народ и гражданские активисты жестко контролируют власть. И есть надежда, что так будет продолжаться и в будущем,
— Вы имеете в виду, что сложно будет найти веские причины, чтобы обосновать отмену принятых вами вещей?
— Их всегда можно найти. Но очень сложно будет доказать, что от прозрачных конкурсов и рыночных зарплат в госкомпаниях нужно уходить. Надеюсь, такого не будет.
— В каком статусе сейчас работает ваш шеф министр Абромавичус? Он вернулся к работе в полной мере?
— Министр подал в отставку, но за отставку должна проголосовать Верховная Рада. Поэтому после отпуска он, согласно закону, вышел на работу и сейчас ждет, пока Рада проголосует. С одной стороны Рада не голосует, с другой – просто не ходить на работу он тоже не может.
— Он работает или просто выжидает?
— Нет, он выполняет свои обязаности, мы продолжаем делать многие вещи, , и министр в них включен и очень активно помогает.
— Вы считаете, что Абромавичус должен остаться в министерстве?
— Это было бы здорово.
