Благодаря чему «Нафтогазу» удалось

Иногда послушаешь людей и создается впечатление, что просто «так звезды встали». Но это — опасное непонимание.

Когда мы начинали, практически никто не верил, что это возможно. Могу вспомнить слова тогдашнего еврокомиссара по энергетике господина Гюнтера Оттингера, что невозможно заменить газпромовские поставки европейскими.

И мы даже не сразу нашли тех, кто бы за это взялся — настолько все было сложно с разных точек зрения. Особенно учитывая чрезмерно бюрократизированную и неэффективную систему управления в «Нафтогазе», нехватку ресурсов, а также неоднозначную репутацию компании.

Поэтому пришлось тяжело работать, в полной мере используя свои знания, опыт, профессиональные контакты и креативность. Привлекать к сотрудничеству партнеров в Украине, Европе и США, как во власти, так и в гражданском обществе. Убеждать, выстраивать сложные стратегии влияния на ситуацию. За что я, безусловно, благодарен всем, кто помогал!

1. Мощности из Словакии

Для обеспечения альтернативы поставкам из «Газпрома» нам критически необходимы были новые мощности. Лучшим вариантом, который я видел, было использование мощностей для транспортировки газа из Украины в Европу для так называемого «виртуального реверса» в обратном направлении.

Именно с таким вариантом мы обратились к смежным газотранспортным операторам в Словакии, Венгрии и Польше.

Все они отказали, мотивируя свою позицию тем, что это требует изменения отношений с «Газпромом» (что грозило проблемами с поставками газа и потерей доходов от «Газпрома» в этих странах).

Тогда мы привлекли к решению этой проблемы украинскую власть и Еврокомиссию. Главным направлением для нас была Словакия.

На переговорах ситуация сначала выглядела патовой: словацкая сторона повторила, что виртуальный реверс невозможен из-за контрактов с «Газпромом». А представители Еврокомиссии отметили, что контракты с российской монополией очень важны для Европы, поэтому нужно искать другие варианты.

Наши коллеги из «Укртрансгаза» сказали, что уже длительное время предлагают вариант с физическим реверсом, когда две существующие трубы большого диаметра будут использоваться для транспортировки газа из Словакии в Украину. На что словаки ответили, что и такой вариант невозможен из-за того же договора с «Газпромом». В качестве альтернативы они предложили построить — за примерно 12 месяцев — новое соединение мощностью 1.5 миллиарда кубометров газа в год.

Но этот вариант не позволял нам избавиться от зависимости от «Газпрома» — «слишком мало и слишком поздно». В частности, мы бы не прошли зиму 2014−2015 года.

Дайджест главных новостей

Бесплатная email-рассылка только лучших материалов от редакторов NV

Подпишись

Рассылка отправляется с понедельника по пятницу

Поэтому были нужны другие варианты. И мы нашли выход из тупика. Для этого мне пришлось внимательно проанализировать европейское законодательство и детали отношений словаков с «Газпромом».

Во время одной из встреч словацкий оператор заметил, что кроме контракта на бронирование мощностей, между «Газпромом» и словацким оператором есть еще один контракт. Я расспросил о нем подробнее — по-моему, он фактически наделял россиян функциями оператора с украинской стороны. Я обратил внимание словаков на то, что это прямое нарушение европейского законодательства на территории Европы.

фото: Юрий Витренко в Словакии. Из личного архива

После этого тональность переговоров изменилась. Со своей стороны мы уже не просили ради Украины нарушать европейские законы, мы, наоборот, указывали на нарушения «Газпромом» европейских законов на территории ЕС, которые европейцы даже боялись признать «потому что „Газпром“ отключит газ».

И только после этого уже словацкий оператор сделал шаг нам навстречу и предложил построить новое соединение не за год, а за четыре месяца. Еще и увеличить его мощность в 7−10 раз. Такой вариант уже решал нашу критическую проблему. Поэтому мы согласились.

При этом словаки поставили дополнительное условие: мощности нового соединения должны быть забронированы с гарантией оплаты по крайней мере на пять лет.

Для нас это оказалось непростой задачей — нужно было, чтобы, с одной стороны, новое соединение не забронировал «Газпром» или его сателлиты (ради блокирования использования этих мощностей), а с другой — преодолеть все бюрократические преграды с украинской стороны. Но это уже отдельная детективная история.

Решить вышеупомянутые проблемы было бы невозможно без помощи таких наших внешних партнеров, как представитель Еврокомиссии Клаус Дитер Борхард и представитель правительства США Амос Хохштейн. Конструктивную позицию украинского правительства обеспечивал заместитель министра энергетики Игорь Диденко. А со стороны «Нафтогаза» принимал активное участие председатель правления Андрей Коболев. Также демонстрировал чудеса сообразительности руководитель казначейства «Нафтогаза» Роман Чумак.

Было в апреле 2014 года:

Стало в октябре 2014 года:

фото: Словакия (реверс). Из личного архива Юрия Витренко

2. Контракт с Statoil

В озможность транспортировать газ из Европы — только половина дела: нужно было его где-то покупать.

Я понимал, что в Европе есть ликвидный рынок, на котором можно было попробовать купить большие объемы газа для Украины. Хотя в это мало кто верил, в том числе, и среди еврочиновников.

На практике это было очень сложно сделать в сжатые сроки. «Нафтогаз» до того покупал только относительно небольшие объемы газа у нескольких европейских компаний. И условия этих контрактов (см. выше) не соответствовали европейским стандартам, потому что включали существенную надбавку к европейским ценам.

Нам были нужны совсем другие объемы, чтобы заместить «Газпром». А упомянутые компании не могли настолько увеличить поставки. Большинство других компаний со значительными объемами поставок в то время вообще не хотели работать с «Нафтогазом», опасаясь мести со стороны «Газпрома».

Еще один вариант — покупать на ведущих европейских биржах и самостоятельно организовывать логистику по всей Европе — требовал времени, а также ресурсов и системы управления, которых в «Нафтогазе» не было и до сих пор нет.

Ситуацию спас контракт с норвежским Statoil.

У них было достаточно газа. А у нас была надежда, что они не будут бояться «Газпрома».

Когда я впервые встретился с представителями этой компании, они были не менее удивлены: приезжает один представитель компании, которая до сих пор в самой Европе газ вообще не покупала, и говорит, что срочно нужны очень большие его объемы.

Пришлось долго рассказывать о «Нафтогазе» и о себе, убеждать в том, что мы цивилизованные, некоррумпированные и надежные партнеры.

Statoil согласился работать вместе. Они даже не требовали премии к рыночной цене. Но выдвинули два требования. Во-первых, мы должны были работать на стандартных европейских условиях — они не готовы были ничего менять «под нас». Во-вторых, никакой политики, никаких «просьб о помощи» от кого бы то ни было, только чистая коммерция.

Второе требование было еще более-менее: мы просто особо никому и не говорили в Украине, что работаем над этим контрактом. Курьез: поручение от украинского правительства на сотрудничество с норвежскими компаниями мы получили только по результатам визита Александра Турчинова в Норвегию — то есть, уже после того, как подписали контракт со Statoil и ожидали начала поставок газа.

Гораздо сложнее было исполнение первого требования, потому что это потребовало изменения многих отечественных бюрократических процедур.

Вместо того, чтобы покупать газ в долларах за тысячу кубических метров на границе Украины по относительно простому контракту, как все привыкли, нужно было начать платить в евро за мегаватт-час. Да еще и по сложному договору, и на виртуальной торговой точке в Словакии, с координацией поставок из Германии. И потом самостоятельно организовывать доставку на границу Украины по отдельному контракту. Нашей команде нужно было получать много согласований начиная с внутренних юристов и заканчивая государственными аудиторами, валютным контролем и таможней.

Сначала дело казалось невозможным. Но мы это сделали.

3. Зимний пакет

Трехсторонние переговоры Украина-ЕС-Россия по поставкам российского газа были «планом А» для украинской стороны и ЕС, поскольку в «план Б» (реверс вместо поставок из России) мало кто верил.

Суть этих переговоров состояла в том, что стороны должны были договориться о возобновлении поставок со стороны «Газпрома» при условии частичной оплаты «Нафтогазом» долгов. А также о применении определенной «промежуточной цены» на время, пока длится Стокгольмский арбитраж.

Как участник этих переговоров, могу утверждать: российская сторона согласилась возобновить поставки газа только после того, как поняла, что за счет новых мощностей из Словакии и контракта со Statoil мы можем обойтись без «Газпрома».

Осознав это, россияне начали вести себя конструктивно, чтобы показать Европе: они движутся навстречу.

В свою очередь это было важно для западных политиков поскольку, во-первых, некоторые из них действительно переживали, что Украина замерзнет без российского газа, и, во-вторых, некоторые из них хотели отвести от себя обвинения, что они продолжают сотрудничество с Россией и не помогают Украине.

Характерными были переговоры и по промежуточной (до решения арбитража) цене.

Когда российская сторона согласилась возобновить поставки, она предложила цену ниже контрактной, но которая все равно превышала европейскую.

Представитель Еврокомиссии на переговорах заявил: это хорошая цена, нужно соглашаться.

Я заметил, что мы из Европы дешевле покупаем.

В ответ услышал, что это цена для небольших объемов и вообще они лучше знают, какие в ЕС рыночные условия.

Это заставило меня напомнить, что у нас есть уже подписанный контракт с крупнейшей европейской газодобывающей компанией, и по нему цены ниже.

Реакция представителя Еврокомиссии в ответ была показательной: «Мы — политики, а не коммерсанты, поэтому можем и не знать деталей».

В результате мы смогли настоять на снижении цены.

Тогда я еще раз убедился: европейские рыночные правила — это спасательный круг; но надо самим овладевать ими, иначе не получить оптимального варианта.

В Украине теперь часто спекулируют на этой теме. Мол, мы все равно покупаем российский газ, но у посредников из Европы и поэтому дороже. Это — обманчивое впечатление и очень опасное заблуждение.

Раньше у нас практически не было альтернативы. И поэтому Россия могла продавать нам газ по цене выше, чем в Европе (и на худших условиях). Если же мы протестовали против этого — прекращала поставки газа, что грозило Украине катастрофой.

Но как только российский газ попадает на конкурентный европейский рынок, Москва теряет возможность диктовать кто и по какой цене его может там покупать. На европейском рынке покупатели и продавцы газа вообще не могут контролировать физические потоки газа, поскольку транспортировка газа отделена от его торговли. Цена на газ там не зависит от его происхождения или его назначения. Поэтому мы можем покупать газ там по той же цене, что и другие, а не по завышенной — «специально для Украины». Поэтому реальный доступ на рынок, где можно покупать газ любого происхождения на общих условиях, настолько важны для Украины.

4. Арбитраж

Была еще одна большая проблема: контракт «Тимошенко-Путин», который обязывал нас покупать огромные объемы газа именно у «Газпрома». И платить за них, даже если они нам не нужны (принцип «бери или плати»). Украина еще должна погасить долг за отобранный в 2012—2013 годах газ.

Когда мы отказались платить, «Газпром» подал иск в международный коммерческий арбитраж. Если бы судьи удовлетворили его, «Нафтогаз» должен был бы уплатить «Газпрому» более 95 миллиардов долларов до окончания контракта в 2019 году. Это больше ВВП страны 2015 года (91 миллиард долларов) и весь ее государственный долг на начало того же года (70 миллиардов долларов).

Нам просто необходимо было выиграть арбитраж, иначе новые европейские контракты оказались бы лишь временным спасением.

Поэтому для меня арбитраж стал частью общего процесса перемен в коммерческих отношениях с «Газпромом». Российская монополия собиралась запугать нас или раздавить уже по решению арбитража, потому что была уверена в победе.

Более того, даже западные юристы «Нафтогаза» изначально рассчитывали лишь смягчить поражение украинской стороны.

Требования «Газпрома» воспринимались справедливыми и на Западе: мол, стороны заключили контракт по европейским правилам и теперь должны его придерживаться. Потому россиянам в свое время (с помощью Тимошенко) удалось выдать контракты 2009 года за переход от субсидирования Украины к европейским рыночным отношениям.

Это симптоматично, но на Западе на уровне политиков и даже международных организаций, которые оказывали экспертную помощь Украине, были обеспокоены выяснением соответствия условий контрактов европейским нормам. Хотя я об этой проблеме писал еще в 2009 году.

Позиция украинской стороны в 2014 году выглядела для многих недостаточно обоснованной — новое правительство требовало продлить действие скидки, при этом игнорируя контрактные обязательства по «бери или плати».

Поэтому я не имел оснований ожидать, что благодаря политической поддержке Запада нашу проблему с невыполнением контракта можно будет решить и без победы в арбитраже.

Чем «Нафтогазу» угрожало поражение в арбитраже? Мы перестали бы получать плату за транзит (2.5−3 миллиарда долларов, или примерно 3% от ВВП в год). Активы «Нафтогаза», включая газ, который мы покупаем в Европе, арестовывали бы по всему миру. «Газпром» мог бы судиться уже с государством Украина, обосновывая это тем, что «Нафтогаз» не хочет (или не может) оплатить долги из-за политического вмешательства со стороны государства. И позицию «Газпрома», вполне вероятно, поняли бы в мире.

Но нам удалось победить.

И вот результаты:

Штрафы по положениям контракта «бери или плати» за 2009−2017 годы полностью отменены. Мы теперь не должны платить «Газпрому» 56 млрд долларов за период до 2017 года. На 2018−2019 годы объемы по этим положениям уменьшены в 10 раз в соответствии с нашими потребностями, поэтому за эти годы мы избежали штрафов еще примерно на 14 миллиардов долларов.

Цены на газ снижены. Например, во втором квартале 2014 года, то есть когда мы обратились к «Газпрому» с требованием о пересмотре цены, по решению арбитража цена была снижена на 133 доллара: с 485 до 352 долларов за тысячу кубических метров. Положительный финансовый эффект от пересмотра цены за весь период, начиная с даты обращения к «Газпрому» о пересмотре цены «Нафтогаза» составил 1.8 миллиарда долларов — настолько меньше мы должны были заплатить за полученный от «Газпрома» газ.

Арбитраж присудил компенсацию за нарушение «Газпромом» обязательств по объемам транзита. Ее размер составил 4.63 миллиарда долларов. На 2.1 миллиарда долларов из этой суммы арбитраж провел зачет против нашей задолженности за полученный от Газпрома газ, то есть фактически мы уже получили 2.1 миллиарда долларов от победы в транзитном деле.

5. Интеграция между компаниями группы «Нафтогаз»

Победа над «Газпромом» на разных фронтах обеспечила также взаимодействие между частями группы «Нафтогаз».

«Нафтогаз» является владельцем ряда компаний: газодобывающей, газотранспортной, нефтетранспортной и других. Все это — элементы единой сложной системы, которая позволяет сделать так, чтобы газ из глубины в 5 км попал в дом потребителя.

В эффективной рыночной экономике они, даже имея независимость, могут работать как единый механизм.

Когда есть проблемы с эффективностью рынков, как в Украине, интеграция этих элементов в рамках единой компании может быть критически необходимой для обеспечения бесперебойной работы всей системы.

Если бы «Нафтогаз» не контролировал «Укртрансгаз», и я лично как представитель «Нафтогаза» не мог бы влиять на позицию этой транспортной компании, у нас вряд ли в 2014 году появился бы газ из Словакии. Также мне пришлось оперативно влиять на «Укртрансгаз» в сентябре 2014 года, когда на украинской территории пропускная способность трубопровода оказалась меньше ожидаемой из-за технических проблем, по сути, из-за небрежности, и это грозило как энергетической безопасности страны, так и убытками для «Нафтогаза».

К сожалению, все это время приходилось защищать «Нафтогаз» от попыток его разорвать.

Кому это было выгодно? Российской стороне, потому что это разрушало нашу юридическую позицию в арбитраже; кроме того России важно коррумпировать украинскую власть, потому что это разрушает украинскую государственность. Украинским коррупционерам, потому что контроль с нашей стороны ограничивал их возможность получать выгоду от краж на предприятиях группы «Нафтогаз». Некоторым представителям международных организаций и европейских институтов, которые готовы были закрывать глаза на то, что «реформы» делались только «для галочки» — хотя бы потому, что им самим были нужны эти «галочки». Потому растерзание «Нафтогаза» можно было представить как «реформу». Мы не давали этого сделать, обращая внимание всех, что это не имеет ничего общего с европейскими нормами.

Для них всех «Нафтогаз» был как «кость в горле».

Учитывая, что все эти группы наших оппонентов имели существенное влияние, в частности, на средства массовой информации, общественных активистов и обычных граждан, а мы имели очень ограниченные ресурсы даже для эффективной коммуникации с общественностью, вы можете представить, как сложно было находить союзников и строить коалиции, чтобы оставить «Нафтогаз» единой группой.

Приведу лишь один пример. Осенью 2016 правительство без предупреждений и консультаций забрало у «Нафтогаза» контроль над «Укртрансгазом». Мы объяснили, что это разрушает нашу позицию в транзитном деле в арбитраже. Но правительство начало оправдывать свои действия необходимостью проведения «европейской реформы». И как мы ни доказывали, что это не так, Кабмин стоял на своем. Только негативная реакция ведущих западных СМИ помогла нам заручиться поддержкой международных партнеров, но не изменила позицию правительства. Стало очевидно, что их позиция продиктована совсем другими факторами. Эту позицию удалось изменить только после встречи международных партнеров Украины с украинским правительством, на которой особенно принципиальную позицию по поддержке настоящих реформ в интересах самой Украины, занял посол США. Сейчас мы уже знаем точную сумму убытков Украины, если бы ситуация не была исправлена — 4.6 миллиарда долларов. Это — сумма нашего выигрыша в арбитраже.

Важную роль в том, что нам удалось сегодня получить, сыграли наши реформы корпоративного управления и рынка газа. А также реальная борьба с коррупцией и попытки хотя бы минимально превратить «Нафтогаз» в современную компанию. Мы это делали вместе с нашими международными партнерами, за что я им очень благодарен. Часто это был вопрос построения дружеских личных отношений. Или нахождения общей позиции даже с теми, кто может сознательно или бессознательно действовать против «Нафтогаза»; но даже в таких ситуациях я всегда был искренним со своими визави, честно убеждая их занимать общую позицию по отдельным вопросам или делая публичными аргументы, которые не позволяли им занимать другую позицию.

* Партнер проекта «Нафтогаз против Газпрома» — Юрий Витренко, исполнительный директор НАК «Нафтогаз Украины». Мнения и оценки, опубликованные в материалах проекта, могут не совпадать с позицией НАК «Нафтогаз Украины» и редакции НВ.

Читайте также:
Важные шаги / Разработка стратегии, международные партнеры и координация работы дочерних компаний «Нафтогаза»

Чтобы прочитать всю историю — перейдите на страницу спецпроекта «Нафтогаз против Газпрома».

Опубликовано: 12 мартa 2019