Директор Центра мониторинга труда: в Украине, по большому счету, некому работать
Рынок труда находится в достаточно шатком состоянии. Хедхантеры отмечают, что ситуация стала понемногу улучшатся и вакансий в некоторых сферах сейчас больше, чем соискателей. Впрочем, процент безработных остается еще достаточно большим – порядка 9%.
Это в два раза выше, чем в многих европейских странах. Но там ситуация была даже похуже. Правда, чиновники смогли внедрить ряд инновационных программ по переквалификации специалистов, другие предпочли уехать в соседние, более сильные, с экономической точки зрения страны, которые были отрыты для наплыва соискателей.
В Украине пока что нет четкой стратегии борьбы с безработицей, как впрочем нет и в целом программы развития экономики. Ситуация не простая, но поправимая.
В интервью НВ Бизнес Алексей Зволинский рассказал об особенностях рынка труда, причинах нынешних проблем соискателей, а также бесполезности государственной помощи в этом вопросе.
– Как вы оцениваете состояние рынка труда в Украине сегодня? Он на дне или будет дальнейшее его погружение?
– Он находится в состоянии бурных и активных изменений. Похож на бурю в стакане. Есть рынки, которые бурно и активно наращивают количество человеческого капитала и при этом платят им адекватные деньги. А сами компании по своему роду и характеру развития похожи на передовые иностранные организации с самым прогрессивным менеджментом. В то же время на рынке полно компаний, которые находятся в неандертальском состоянии. Неизвестно, что платят людям, основывают свои системы менеджмента на устаревших представлениях об управлении организациями. Соответственно, присутствует воровство и такие прочие вещи, которые позволяют выживать людям на маленькой заработной плате.
– Какие компании относятся к первой категории, а какие – ко второй?
– Все достаточно просто. Несколько секторов, которые бурно развиваются: сельское хозяйство, ІТ энергетика, машиностроения и добыча. В компаниях этой сферы имеются самые высокоразвитые системы менеджмента, которые могли бы быть на этой территории. В то же время у нас государство по-прежнему выполняет роль достаточно крупного работодателя. Если в 2014 году количество работающих в секторе государственном и негосударственном примерно было равно – по 7,5 млн, то сейчас общее количество экономически активного населения сократилось. Думаю, миллиона на полтора. При этом количество людей, занятых в госсекторе по-прежнему высокое –
порядка 30%. Соответственно, среди таких людей в ближайшее время как раз и будут происходить достаточно массовые высвобождения. Согласно официальной статистике Центра занятости – это около 250 тыс. По самым скромным подсчетам в нашем Центре мониторинга рынка труда эта цифра в два раза выше, то есть 500 тыс., а, если к вопросу подойти щепетильно, то запросто 1 млн набежит.
– Это тот объем людей, который уже уволен, или только ожидается?
– Ожидается. Тут не сложно посчитать. Милиционеров у нас порядка 150 тыс. занятых, на железной дороге работает 300 тыс., на почте – 100 тыс. В этих секторах штаты сильно раздуты и возможно высвобождение до 30% без потери какой-либо эффективности труда. В той же Минэкономики около тысячи предприятий со значительной численностью персонала. В медицине – порядка 800 тыс., столько же в инфраструктуре. Если 30% от них всех отщипнуть, то и получится миллион.
– А куда этим людям дальше идти? Есть вообще какие-то варианты, чтобы занять их и сделать из них антрепренеров или как-то социализировать?

– Идти, где можно применить свои знания. С другой стороны, есть профиль деятельности, который так просто не поменять. С теми же докторами есть проблема. Потому что до тех пор, пока не будет индивидуальной лицензии, у нас не будет расти сектор предпринимательской деятельности, связанной с врачебным ремеслом. Врачи на рынок не пойдут. Программ по созданию новых рабочих мест в стране на сегодняшний день не существует. Этот год мы занимались созданием секторальной программы реструктуризации человеческого капитала угольной отрасли. Программа на прошлой неделе была одобрена со стороны научно-технического совета Министерства энергетики. Фактически программа предусматривает реиндустриализацию производственных комплексов надземных шахт. Соответственно, на сегодняшний день по горному закону их надо все разобрать, землю рекультивировать и вернуть все в первозданное состояние, до того, как там копался уголь.
Мы разрабатывали программу таким образом, чтобы учесть потребности в добыче, в генерации, учитывая современные тренды и тенденции в развитии энергетики. Потому что у нас развивается зеленая энергетика. В той же Германии в этом секторе сегодня занятость составляет 320 тыс. человек. В основном на производстве комплектующих – всего того, что необходимо для обеспечения генерации. Даже эксплуатация вызывает потребность в персонале. Соответственно, шахтеры внутри сектора энергетики. По нашим исследованиям, порядка 25% хотят остаться в секторе. При этом под сектором они понимают именно энергетику, а не добычу угля. Шахта – это здоровенный объект промышленного назначения, который стоит как правило на территории какой-то общины. В общине 1,5-3 тыс. человек, сельчане, которое окружает этот объект. Община не умеет такими объектами управляться. А центральные органы власти не имеют практики передачи таких объектов. Также, как и нет практики реиндустриализации. Соответственно, местные программы по развитию экономики, по привлечению инвестиций – надо переписать. А общины такого делать не умеют. Поэтому в проекте пришлось вставить такое дополнительное звено – оно у нас называется научно-испытательный комплекс – куда мы хотим эти общины приглашать и читать им наборы тренингов. Технических для переквалификации персонала.
– Каким образом это все будет финансироваться?
– Мы сейчас фактически строим программу фандрайзинга, которая позволит нам использовать деньги структурно-технической помощи, для того чтобы прописать все эти технические условия и технико-экономические обоснования и привлечь под это дело инвестора и Фонд регионального развития, у которого деньги есть на такие проекты. Других программ я не слышал, не видел, не встречал. На государственном уровне этим кто-то должен заниматься, но по факту не занимается никто. Исходя из названия, вроде как Центр занятости этим должен заниматься. Но у него нет ни знаний, ни ресурсов, практически ничего кроме огромного бюджета размером в 10 млрд грн. На территориях они занимаются безработными, а не новыми рабочими местами. И когда мы обсуждали этот вопрос в Еврокомиссии с еврокомиссарами по энергетическим вопросам и по социальным вопросам, они как раз сказали, что для них самое важное – это новые рабочие места. Потому что на старых рабочих местах, которые у нас уже есть в стране, уровень доходов, заработной платы и НДФЛ – не очень высокий. И поднять его там не представляется возможным. Потому что компании, которые платят относительно прозрачную зарплату, они же не нарушают закона. В размерах выплаты зарплаты они находятся в законодательном поле. Поэтому заставить их как-то поднять заработную плату невозможно.
– Это обычно происходит только за счет конкуренции.
– Это происходит за счет конкуренции именно на рынке труда, когда работник сам жаждет получать легальную зарплату. Но это очень слабый рычаг. Он недостаточный для того, чтобы работодатель счел для себя необходимым и возможным выплачивать зарплату всему топ-менеджменту, например, «в белую». Потому что это крупные суммы. А вот с новыми рабочими местами, особенно созданными при помощи международных проектов технической помощи либо доноров, международных организаций, это, безусловно, всегда будут рабочие места, по которым зарплата платится в полный рост. Потому что там другого выхода нет, оно контролируется со всех сторон. Очевидно, что у нас на рынке недостаточно рабочих мест и недостаточно персонала соответствующей квалификации. В каждом секторе происходят драматические изменения. Тракторист, который управлялся с Нивой, управляться John Deere не может никак. У него другая квалификация. Доходит до смешного. Я в Донецкой области встречался с фермерами средней руки – 25-50 тыс. га. Они категорически отказываются из местных техникумов брать людей. На вопрос почему, он мне рассказал историю про тракториста, который открыл John Deere, сорвал пломбу с вечной гарантией и стал на фуфайке быстро разбирать. Пока ремонтная бригада добралась, мы уже гарантию потеряли. Соответственно, получается, что и в секторе сельского хозяйства такие драматические изменения по требованиям квалификации и соответствующим зарплатам.
Министерство энергетики на прошлой неделе одобрила секторальную программу реструктуризации человеческого капитала в угольной отрасли, предусматривающую реиндустриализацию шахтВ ІТ-секторе тоже другие квалификации. Не те, которые здесь были привычным образом. Требования к квалификации меняются, сейчас специалисты уже не нужны с таким набором навыков. А системных программ переквалификации не существует. Центр занятости по-прежнему учит парикмахеров. Вот такая замкнутая система. В плановой экономике все было просто и понятно. Мы строим столько-то производств, создаем столько-то рабочих мест, вот разнарядка на обучение, вот этим вузам и давайте учить. В рыночной экономике такого системного механизма нет, он отсутствует. Тут нужно по-другому. Нужно прогнозировать рынок и приводить систему образования в соответствие с рыночными потребностями. Не может жить такой себе цветник, не привязанный к экономике. Нужно строить долговременные исследования, прогнозирование нужно ввести как функцию. Она отсутствует, и никто ею не занимается. В Минэкономики есть какая-то сложная большая формула по прогнозированию рынка труда. В Центре занятости существует некое место, от которого они отталкиваются – от статистики потребности работодателей в прошлом году. Но это вовсе не показатель. Соответственно, вся переквалификация так и происходит – по заказу работодателя. Мы отрабатываем не вперед переквалификацию под потребность рынка на будущее, а назад – под то, что он прямо сейчас хочет. И статистика не очень приятная. Порядка 40-50% промахиваемся с этими переквалификациями. Никто людей на работу не берет после проведенных переквалификаций. Это государственные деньги, бюджетные, большие, выкинутые в трубу.
– Сейчас бизнесмены частенько жалуются на то, что не могут найти нужные кадры, когда открывают какие-то предприятия. А насколько вообще Украине хватает подготовленных кадров, готовых для современного бизнеса?
– Это такое несоответствие. Кадры нужны, они вроде есть. Некоторые из них так и называются, как нужны, а содержание внутри другое. Даже агроном – это другой человек сегодня. Они раньше мыслили гектарами, а теперь десятками гектаров. И это разные представления о мире, о бизнесе и о бизнес-процессах, которые они обслуживают. Таким образом кадры вроде есть, а работать по большому счету некому. Конечно, их выпускают какими-то сотнями, а потребность их на рынке исчисляется единицами, десятками. Но квалификация их другая. Их на рынке никто не готовит. Поэтому крупные холдинги начинают создавать себе школы, где готовят себе и менеджмент, и простых работников тоже. Например, корпоративная школа ДТЭК готовит всех от верха и до самого низу, используя при этом базу других учебных заведений. Но это частные какие-то явления и игра в свои ворота. Если я корпорация, то я не заинтересован в общем и целом тратить на рынок. Есть бразильские примеры, когда училища передавали крупным корпорациям, но обязывали какое-то количество людей отдавать на рынок – 15-20%. Система обучения – это производство. То есть мы выпускаем людей с определенными навыками. Самое сложное – это разобраться. Потому что названия их квалификации иногда бывают именно такими, которые запрашивают. Люди не очень представляют себе содержание работы. Особую профориентационную деятельность никто не ведет. Потому как знаний о современных специальностях не очень-то много. Корпорации вокруг себя устраивают какое-то движение, но действуют в своих интересах, а не в интересах общего рынка. И какой-то среднесрочной стратегии, и четкой понятной преференции по сегментам рынка от Минэкономики нет. Поэтому в общем и целом разброд и шатание.
– Какой выход в таком случае? Вы говорите о том, что образование не способно давать кадры нужного качества. Что дальше? Просто отток кадров в Европу и все?
– Отток – это тоже неплохо. Это может предотвратить социальную напряженность. Тот же польский персонал точно во Франции рекламируется по телевидению, я видел. Понятно, что это подвешено на межправительственные соглашения. Люди сами так просто это не могут делать. Украина имеет межправительственное соглашение с Израилем об открытии рынка труда для строителей. Мы можем туда ввозить по квоте какое-то количество людей, которые будут там заниматься строительством. Теоретически такое квотирование есть у каждой страны на ту или иную специальность. И такая трудовая миграция – это нормальные процессы. Наш рынок труда тяготеет в сторону Европы. Потому что у него такое естественное движение. Причем украинцу переехать западную границу и стать там предпринимателем, оказывается, дешевле, удобнее, чем быть предпринимателем здесь. Там, где создают условия, туда люди и перетекают. Это ответ на ваш вопрос, о выходе.
– А что на счет локального рынка?
– Если мы говорим, что мы развиваем альтернативную энергетику, то тогда мы должны не только дать зеленый тариф для того, чтобы развивался рынок труда, а мы должны еще создать условия для производственных компаний, которые для рынка генерации производят оборудование и комплектующие. Потому что именно там руки заняты. У нас в секторе добычи заняты 50 тыс. человек. А в Германии, которая по размерам гораздо меньше, чем Украина, и имеет гораздо меньше потенциал по генерации зеленой энергии из возобновляемых источников, емкость рынка труда составляет в шесть раз выше. Это значит, что мы находимся рядом с рынками и их не открываем. А мы можем это делать. Ничего в этом особенного нет. Никакой ракетной науки, все очень просто. Это политика. Вот этим инвесторам вот здесь открыт такой доступ к рынкам. Вот вам рабочая сила, берите и переквалифицируйте. Рынок сам все отрегулирует.
– Утверждение о том, что Украина может стать европейским Китаем, что у нас дешевая рабочая сила и поэтому мы будем иметь конкурентное преимущество, оно вообще соответствует в действительности?